Внутри

Серия «Внутри»  возникла случайно, что для меня являет особенную ценность – легкость и невымученность работы. Прогуливаясь во дворе, я нашел старую доску объявлений, которая за многие годы была многократно перекрашена коммунальщиками. Один ее угол был надломлен так, что можно было увидеть толщину красочной корки – это был «слоеный красочный пирог», слои  были разного цвета и напоминали ободок радуги. Так эта доска оказалась у меня дома. Я взял подручные материалы– нож, ножницы и иглу – и стал сцарапывать верхний слой краски, обнаруживая один за другим скрытые слои. Образовалась дыра, напоминающая воронку рудника, стенки которого были в цветную полоску. Все сложилось – я понял, что этот простой метод является интересной находкой. Прежде всего – это способ создания изображения, который диаметрален традиционному – краска не накладывается на поверхность, а  убирается. Такая антиживопись. Это оппонирование конвенциональному способу меня особенно вдохновило, ведь все мои предыдущие серии так или иначе исследуют и пересматривают медиальные основы живописи, как-то: телесность художника, двухмерность и непрозрачность плоскости, значения плоскости-носителя.  Меня давно заботит ревизия живописи, поэтому я пытаюсь разными языками и оптиками представить и переозначить весь понятийный аппарат этого вида изобразительного искусства.

Вторым важным моментом серии стало значение этой доски объявлений, как физического объекта со своей любопытной структурой. Коммунальные службы окрашивают городскую инфраструктуру раз в год весной, делают они это неряшливо и неумело. Перед тем как нанести очередной освежающий слой коммунальщики не зачищают старую поверхность, а накладывают краску на прежний слой. Важным является то, что благодаря этому возникает эффект архивации разных периодов времени – грязь, пыль, обрывки объявлений, афиши, оставшиеся с момента последней покраски остаются и являют законсервированный год, т.е. время от одной покраски до другой. Таким образом, по количеству слоев можно проводить летоисчисление подобно тому, как это делается по кольцам на срезе дерева. Еще одним примечательным подобием является буквальное сходство этого «временного пирога» с жестким диском, который также состоит из слоев и содержит в себе информацию.

Третьим особенно важным моментом является сам процесс живописания, точнее антиживописания, т.е. создания изображения путем удаления краски. Сцарапывание верхнего слоя краски открывает нижние слои и таким образом их актуализирует. Понять каким цветом будет очередной внутренний слой - не представляется возможным. Такой процесс можно сравнить с игрой в прятки, с рулеткой и даже попыткой пройти минное поле. Все эти ассоциации объединяет один ключевой признак – непредсказуемость. Последнее для меня тождественно ошибке, потере контроля и хаосу. То есть это буквальное уравнение с несколькими переменными: цвета слоя, его толщины и равномерности на плоскости, а также случайные фрагменты объявлений и афиш. Если классический подход в создании изображения до конца контролируется художником и в какой-то мере является его автопортретом. В моем же случае есть непредсказуемость – невозможность просчитать ход на перед, необходимость соотносить каждый новый слой с ранее открытыми. Для меня это как игра в шахматы со случайностью, как попытка укротить хаос, очертив его границы и придав ему фигуративные очертания. Откровением для меня стало следующее наблюдение - мне стало нравиться поддаваться в этой игре, мне захотелось в ней проиграть. 

Четвертым важным моментом для меня стала связь между этим новым изобразительным языком и сюжетом работ. Продолжаю настаивать на том, что сюжет и язык его повествующий, – если речь о фигуративной живописи – должны быть релевантны друг другу. В этой связке рождается особенное звучание работы. У меня не было никаких других вариантов на счет сюжета, кроме как идея памяти – ее хрупкости, ненадежности и зыбкости, благодаря этим свойствам она часто становится предметом манипуляции и фальсификации, которые порождают известную историческую муть. Перекрашенная многократно доска объявлений стала для меня архивом времени, в котором можно найти любой исторический образ, вычерпав его из слоистой структуры и таким образом интегрировав в наше сегодня. Такими образами стали фото из семейного фотоальбома и различные исторические события, значение которых является или результатом пропаганды, сокрытия или прямой фальсификации. Здесь бинарность между частной и государственной памятью является продолжением идей Гоббса.     

Сегодня противостояние между частной и официальной памятями можно наблюдать на примере государственной пропаганды, с одной стороны, и критики последней, с другой (как это регулярно происходит, например, с учебниками по истории), мифологизация прошлого и наоборот - его реабилитация. Историческая память – это всегда политический актив, способный решать задачи государственный важности по определению исторической идентичности, национального самосознания, «духовных скреп», «исконных границ» и прочего. В чистом же виде историческое знание, и то – относительное доступно разве что только тем, у кого есть доступ к архивам под грифом «совершенно секретно».      

Владимир Потапов