ТЕАТР, который живет
Если бы Вы могли в себе что-то изменить, что бы это было?
МБ Я бы избавился от своей нетерпеливости. Заменил бы ее на сдержанность (улыбается).Что Вас больше всего раздражает в людях?
МБ Необязательность и ложь.
Что больше всего цените в людях?
МБ Доброту и надежность.
Вас может что-то ввести из равновесия?
МБ Что угодно (улыбается)! Люди, которые занимаются театром, — это люди с очень тонкой кожей. Бывает, что тебе обещают, но не выполняют обещанного. И это вызывает эмоциональную реакцию.
3 желания золотой рыбке…
Первое — чтобы родители еще подольше пожили. К сожалению, я рано их потерял. Второе — чтобы были здоровы все мои родные и близкие. И третье — чтобы до того, как наступит конец, я хотя бы однажды испытал настоящее глубокое творческое удовлетворение тем, что сделал.
Первую фотографию к нашей истории мы делаем в обстановке, не совсем подходящей для режиссера, живущего в жестком режиме репетиций, спектаклей, совещаний, — у окна с чашечкой кофе. Михаил Бычков соглашается не сразу — говорит, что дело это «нережиссерское». Ведь режиссер — это репетиции допоздна, режиссер — это внимательный взгляд из глубины зрительного зала, режиссер — это пропускание через себя каждого слова, сказанного артистом со сцены. А отдых с этим плохо увязывается. Так кто он — человек, своим трудом и талантом, создавший один из лучших театров в нашем городе (и не только в городе, но и в стране)? Режиссер, художник, руководитель — слишком много сущностей тесно переплелось в нем, чтобы вычленить что-то одно. Михаил Владимирович родился в Краснодаре, в немаленькой, особенно по нынешним меркам, семье — у него две сестры и брат. Никакого отношения к культуре никто из родных не имел. Мама — экономист, а папа трудился мастером на комбинате по переработке подсолнуха. Родители много работали, поэтому братья с детства привыкали к самостоятельности. Они и в молочную кухню за питанием для младшей сестренки бегали, и огородом занимались. И даже продавали излишки выращенных помидоров, чтобы заработать деньги на простые детские радости: мороженое «Лакомка», молочный коктейль или томатный сок с чебуреком.
Правда, сказать, что книжка или любой другой атрибут культурной жизни в этой семье были редкостью, нельзя: мама собирала библиотеку и любила ходить в театр. И именно благодаря маме маленький Миша увидел первый в своей жизни спектакль. Это была оперетта «Кошкин дом». «Спектакль так задел меня за душу! И котят было очень жалко, и пожар был очень яркий и красивый. Но все-таки в детстве к театру я был не очень близок. Увлечением моим было рисование» Режиссурой Михаил заинтересовался, как ни парадоксально в художественном училище. Он поступил на театральное отделение, причем попал туда случайно — недобрал баллов на отделение декоративное. В это же время он начал абсолютно самостоятельную жизнь — ушел из дома и переселился к своему товарищу-художнику. Родителям это объяснялось просто: «Не хотим никого беспокоить запахом красок и растворителей». Да и располагалось новое жилище удачно — рядом с училищем. «Это была настоящая богемная квартира, где мы отрывались и представляли себя художниками Монмартра. Мне ничего не запрещали, и за это я очень благодарен родителям. Так я привык к ответственности». В училище ему повезло с педагогом — человеком по сути нетеатральным — Игорем Михайловичем Бояндиным. Он был выпускником Строгановского училища — для Краснодара «столичная штучка» — полный планов, весьма амбициозных. Он учил сочинять, придумывать спектакли, выстраивать композицию — то есть всему тому, что сегодня называется сценографией. На пробуждение интереса к драматургии повлияла и преподавательница истории искусства Инга Дмитриевна Май. Она организовала студенческий театр — пусть любительский, но именно здесь Михаил Бычков понял, что хочет заниматься режиссурой. «Я тогда впервые почувствовал какое-то внутреннее несогласие и желание что-то сделать по-своему. Вот в этом студенческом театре Краснодарского художественного училища я вскоре поставил свой первый в жизни спектакль как режиссер. Это было авангардное представление, посвященное 500-летию Микеланджело». С точки зрения движения к театру огромное значение имели спектакли Анатолия Эфроса, которые он привозил в середине семидесятых на гастроли в Краснодар. «Дон Жуан» в постановке великого мастера потряс молодого студента. Закончив художественное училище и окончательно укрепившись в желании посвятить себя театру, Михаил поехал в Москву поступать в ГИТИС на режиссуру. Конкурс был огромный — 150 человек на место. И все, что дальше происходило, было цепочкой счастливых случайностей .«Во-первых, актерски я был на нулевом уровне. Во-вторых, я гэкал. Я этого не замечал, все надо мной смеялись, что стимулировало стремление расстаться с этим недостатком. Но зато я привез с собой папку со своими эскизами, картинками, театральными проектами, это отчасти заинтересовало принимающую группу педагогов. Театральное мышление, какой-то культурный багаж у меня все-таки были». В институт Михаила приняли. Он оказался одним из самых молодых студентов. Ведь тогда на режиссуру в ГИТИС шли, как правило, за вторым высшим образованием или же имея за плечами приличный опыт работы. Тут-то и начались трудности. Выпускнику художественного училища было непросто на курсе, замешанном на внимании к актеру. Здесь учили: сначала — внутренняя, психологическая составляющая роли, а уже потом — форма. А девятнадцатилетний студент представлял себе все как раз наоборот! Поэтому были тройки по актерскому мастерству и режиссуре. Но лекции читали великие театральные педагоги, а мастерству учила Мария Осиповна Кнебель. Да и сама учеба организовывала и развивала. И к третьему курсу Михаил стал понимать сущность актерской профессии — то, без чего режиссеру невозможно. «Я прошел школу молодого бойца среди знающих, умеющих, продвинутых однокурсников. И к дипломной практике я из провинциального зажатого гэкающего мальчика превратился в человека, который что-то понимал и что-то уже умел делать».
После выпуска вставал вопрос об армии. Выходом была служба в военном театре. Так Михаил попал в театр Балтийского флота, в Латвии. Но творчество в статусе матроса — подчиненного человека — который ходит в наряды, чьи сценические решения кромсают начальники — угнетало его. Он очень захотел стать самостоятельным, захотел руководить театром. Поэтому, как только на службе предоставили отпуск, Михаил сразу же поехал в Москву, в Министерство культуры. С единственной просьбой: назначить его куда-нибудь главным режиссером. Его тогда спросили: «А Вы не боитесь в Сибирь?» Он не сомневался: «Никуда не боюсь!» Лишь бы никому не подчиняться, ни под кого не прогибаться. Так Михаил Бычков стал главным режиссером Алтайского ТЮЗа в Барнауле.
О н поднимал театр смелыми идеями — начал революцию местного масштаба в названиях спектаклей, в эстетике, в подходе. «Дон Кихот», «Песнь о Гайавате», «Счастье мое»… Но в чем-то действовал неосмотрительно и на постановке пьесы В. Астафьева «Прости меня» молодой режиссер споткнулся. Шел 1985 г. Перестройка уже началась, но театрами еще руководили идеологические отделы обкомов и крайкомов КПСС. И когда спектакль вышел, реакция коммунистов не заставила себя ждать: «Это что за безобразие? У вас солдаты курят, пьют, боятся смерти!» «На меня давили. И мне не хватило тогда ни выдержки, ни дипломатичности. Я подал заявление и потерял работу. На меня повесили «черную метку», с которой я уже не мог возглавлять театр. Я получил характеристику: хороший режиссер, но негибкий. Никто не хотел связываться с негибким режиссером». Михаил Владимирович пробыл какое-то время без работы. Этот непростой период скрасили женитьба и отцовство. Встал вопрос о жилье для молодой семьи, и подвернулся удачный случай. Вячеслав Кокорин, главный режиссер иркутского ТЮЗа, пригласил работать в свой театр. Там давали секцию в малосемейном обще-житии, и Михаил Владимирович согласился. Он с теплотой вспоминает годы, проведенные в Иркутске: «Это было хорошее время. За широкой спиной главного режиссера Кокорина, который занимался настоящим театром, я ставил то, что хотел». «Палата №6», «Русалочка», «Гамлет»…Но все же это было не совсем то, о чем он всегда мечтал. Ему хотелось быть не просто режиссером-постановщиком, ему хотелось возглавлять собственный театр. И поэтому, когда 1988 г. «черная метка» потеряла свою актуальность и его пригласили в Воронеж, он охотно согласился на переезд. Так Михаил Бычков стал главным режиссером воронежского ТЮЗа.
Мог ли кто-то тогда подумать, что приезжий режиссер станет одним из центральных деятелей культуры в нашем городе? Те 5 лет, проведенные в ТЮЗе, были важными не только для Михаила Владимировича, но и для театра: «Об этом мне говорили зрители. Возникли какие-то знаковые для них спектакли. Вот, как для меня когда-то «Дон Жуан» Эфроса, так для кого-то моя постановка «Над пропастью во ржи» или «Лапшедром». Я всегда старался предлагать зрителю настоящую серьезную драматургию. В ТЮЗе изменился репертуар. Мы не врали зрителю, мы строили добросовестный театр».В этот период было много достижений. Например, чеховские спектакли (ставили и «Каштанку», и «Палату № 6», и «Скрипку Ротшильда») привлекли большое внимание театральной России. Они показывались на фестивалях в Москве и в Ялте. А потом наступило переломное время. Начало 90-х. Период, когда преобразования, произошедшие в России, заинтересовали мир. И западная цивилизация с любопытством открыла свои двери для русских театров. Воронежский ТЮЗ был на гастролях и в Польше, и в Чехии, и в Ирландии, и в Великобритании, и в Голландии. Появилась возможность увидеть, как живет западный театр. Ведь в России тогда представлялся лишь один возможный формат — формат большого репертуарного театра. А оказалось, что за границей существуют и маленькие театральные компании. К тому же в нашей стране наступили тяжелые времена. Денег совсем не хватало. Театры пустова ли — в них никто не ходил.
«Люди нищенствовали, зарабатывали бог знает чем. В ТЮЗе весь подвал был забит складами секонд-хенда, предлагали открыть какой-то кооперативный бар — меня уже никто не слушал. Все говорили о том, что нужно выживать и зарабатывать деньги. Я не хотел обслуживать это желание. Я никогда не занимался театром, чтобы жить. Я жил, чтобы заниматься театром». Поэтому Михаил Владимирович пришел к выводу: если уж большому количеству людей театр не нужен, значит надо создать маленький театр. И он начал поиск помещения, попутно убеждал власть в эффективности своей идеи. Для начала решил, что театр должен быть не областным, как все остальные воронежские театры, а муниципальным. И в 1993 г. ему удалось уговорить городской Совет Народных Депутатов издать документ об учреждении театра. Собственно, этим участие властей и ограничилось. Михаил Владимирович нашел помещение в ДК Железнодорожников — это был кинозал с экраном, паркетным полом и стульями. Дальше отправился в ЮВЖД, которой принадлежало здание. В итоге Камерный театр был учрежден с одной стороны, городом, а с другой — железной дорогой. 21 июня 1994 г. был сыгран первый спектакль — трагедия Жана Расина «Береника». В зале тогда еще не было даже кресел — их привезли из Дома актера.
«Мы старались делать ТЕАТР, КОТОРЫЙ НЕ ВРЕТ, который предлагает зрителю настоящие эмоции»
Камерность интересовала режиссера не только в целях экономической эффективности, но и как средство достижения определенной атмосферы. В таких условиях энергообмен между сценой и залом более непосредственный. Михаил Владимирович понял это уже в первые свои годы в Воронеже: «Еще в ТЮЗе мне было легче и интереснее работать на малой сцене, чем думать о том, как удержать внимание 450 людей, сидящих в большом зале. К тому же не нужно тратить силы на техническое достижение внимания: посылать звук, чтобы тебя услышали, пучить глаза, чтобы это было заметно. Все видно и все слышно. А значит, можно не врать и быть таким, какой ты на самом деле. Мы с первого своего спектакля старались делать театр, который не врет, который без дураков предлагает зрителю настоящие эмоции и настоящие мысли». Сейчас театр открывает свой 20-й сезон и через несколько месяцев отмечает юбилей. За годы менялись актерские поколения. Тогда это могло показаться трагедией, но сейчас видится не более, чем естественный процесс. Артисты вставали на ноги и уезжали в Москву, пытались пробиться в кино и сериалы. Ведь материальное благополучие не всегда сопровождало жизнь Камерного театра. Сегодня, получая грант Президента и имея возможность держать самые высокие в городе цены на билеты, театр не выживает, а живет. Материальные проблемы ушли в прошлое, но они были. Недоброжелатели и завистники, которых у Камерного всегда хватало, не раз предрекали близкий конец, ждали, что театр уронит свой уровень. Но приходили новые люди, они учились и вырастали в мастеров, в настоящих артистов, которые сегодня украшают воронежскую сцену. «Начинался театр с 4 актеров. Трое мальчиков и одна девочка. У всех судьба сложилась по-разному. Сережа Козлов стал известным киноартистом Сергеем Астаховым. Сергей Лялин — кинорежиссером. Олег Мокшанов — теперь знатный парижанин, а Наталья Шевченко — матушка, занимается православной жизнью».
Не опустить руки помогали упрямство, упорство и перфекционизм. Преграды не останавливали, а, напротив, разжигали желание их преодолеть. И, конечно, любому муж-чине жизненно необходима поддержка женщины. Михаил Бычков женат на актрисе Камерного театра Елене Лукиных.
В их семье сложилась европейская модель поведения: обязанности делятся на равных, и существует четкое понимание того, что без поддержки друг друга в работе невозможно. «Бывают роли, которые требуют огромной моральной и психологической отдачи. И к тому же существует закон: последней минутой спектакля не исчерпывается внутренняя жизнь артиста в персонаже. Некий шлейф роли остается, и он не может выключиться вместе со светом на сцене. Поэтому бывают вечера, когда я ужинаю не с женой, а с Геддой Габлер или Фрекен Жюли. И это требует определенной тренировки. Наверное, и я приношу своих «тараканов» в дом. Правильно это принять и дать мне возможность от них освободиться — целое искусство, которым пришлось овладеть моей жене».
Самостоятельность, которая рано выработалась у Михаила Владимировича, близка и его сыну. Сейчас он живет в Москве со своей молодой семьей и работает оператором. А были времена, когда он бросал все и очертя голову следовал творческим порывам. Это не могло не беспокоить отца: «Был период, когда мне казалось, что мой мальчик немножко пользуется тем, что у него папа — главный режиссер и папа много чего может. Когда он окончил школу, ко мне в антракте подошли две зрительницы и отдали его аттестат. Он просто не соизволил туда прийти и забрать документы. Его тогда другие вещи интересовали. Мальчик в это время с цирком-«шапито» ездил по стране, путешествовал с бале-том на льду и так далее. Но это длилось недолго. Со временем он нашел свое дело». Таковы люди творчества. Кому-то спектакли Камерного театра могут показаться сложными. Но Михаил Бычков не намерен делать скидки, не намерен упрощать: «Я никогда не ориентируюсь на какого-то среднестатистического зрителя. Я считаю, что зритель должен быть равен создателю. Или, во всяком случае, должен стремиться до создателя дотянуться. Поэтому я делаю так, как чувствую, как считаю нужным, как вижу я. Главное — это то, что не должно быть халтуры, не должно быть лжи, не должно быть кривляний. Это должен быть живой театр, и человек это чувствует. Но кто-то в силу своего опыта поймет больше, кто-то меньше».
На первый взгляд Михаил Бычков немного резковат, но это, скорее, издержки профессии. Невозможно руководить театром, отстаивать свои идеи и быть при этом мягким. «Подлостей я не делаю. Красть меня тоже не научили. Я не умею сознательно давить человеческое достоинство. Иногда бывает, что я невольно кого-то обижаю, но я сразу же стремлюсь это исправить, потому что не испытываю радости, если кому-то другому плохо. Главный принцип такой: лучше пусть у меня украдут, чем я у кого-то украду, лучше пусть меня обманут, чем я буду обманывать». Может быть, отчасти благодаря этому у него и у его главного театра все в итоге сложилось хорошо. Сегодня Камерный — это театр, который много раз участвовал в фестивале «Золотая маска» и номинировался на Национальную театральную премию. Он входит в число самых интересных театров России. Он получает грант Президента РФ — такую прерогативу имеют только 15 театров, и по большей части — столичные. Камерный давно доказал свою творческую состоятельность.
Сейчас здесь спокойно. Теперь руководители ДК, где театр арендует помещение, говорят: «Как жаль, что вы уйдете, когда вам построят новое здание». Но за 20 лет чего тут только не происходило! Главный режиссер и сейчас не может вспоминать об этом без эмоций: «Я столько унизительных минут пережил! Мы находимся под большим залом, то есть любой детский кружок, который будет отбивать чечетку, сделает невозможным репетицию и, уж тем более, спектакль. И это только один из малюсеньких нюансов нашей жизни. Сейчас дворцом руководят другие люди, мы с ними согласовываем планы. А было время, когда нам просто говорили: «Освободите помещение!» Помогали общественность, пресса, театральное сообщество». Но не внешнее давление было самым сложным. Сложным было держать свой театр на высоком уровне и сохранять себя как живого творческого человека. И в том, что он достойно справился со всеми искушениями, Михаил Владимирович видит свой главный успех: «Со временем рутина, быт, соблазны, как правило, трансформируют первоначальные порывы и готовность максималистски заниматься творчеством. Я надеюсь, что я все еще остаюсь полноправным участником мирового театрального процесса». Вклад Михаила Бычкова в культурную жизнь города сложно переоценить. Теперь, когда в Камерном все стабильно, он посвящает себя и Платоновскому фестивалю. Эта работа заменит все хобби! Режиссер с удовольствием ныряет и в классическую музыку, и в литературу, и в изобразительное искусство. Но все же будущее свое не представляет без Камерного. В перспективе он видит театр настолько раскрученным и мощным творческим механизмом, что руководящая роль главного режиссера была бы в нем минимальна. Но полностью отрываться от важнейшего в жизни дела все же не планирует. Мечтает сохранить за собой право ставить там спектакли, принимать участие в обсуждении художественной политики театра — и уверяет, что этого ему было бы достаточно. Михаил Бычков видит себя в будущем также и режиссером музыкальных спектаклей. В его послужном списке уже есть 2 оперные постановки. «Я бы с огромным удовольствием делал один музыкальный и один драматический спектакль в год. А остальное время я бы смотрел, читал, слушал музыку, путешествовал, общался». Ведь сегодня главный режиссер Камерного театра работает в очень жестком режиме. Времени на себя катастрофически не хватает. Репетиция, короткий перерыв, снова репетиция — часто до позднего вечера. Возможно, когда-то театр, и правда, ослабит хватку и отпустит его. Но захочет ли Михаил Бычков отпустить театр?
