Азбука Воронежа
Вы создали азбуки Питера, Иерусалима, Тбилиси — городов, которые стали Вам родными. Воронеж не является вашим родным городом. Это усложнило работу над нашей азбукой или же, напротив?
Александр Флоренский: В Воронеже я уже второй раз, а не первый, что делает город роднее. Конечно, в Питере и в Тбилиси вопросов с топонимами у меня не было, ведь я рисовал любимые места, но в Воронеже, как ни странно, работать оказалось проще.
Как происходил выбор мест?
АФ: В родных городах ты знаешь больше милых сердцу уголков, а относительно Воронежа я, конечно, имею пробелы в знаниях. Но, с другой стороны, нельзя объять необъятное: в алфавите только 33 буквы, и я не мог изобразить два объекта на одну и ту же букву — это противоречило концепции. Тем более я поставил себе цель сделать все на месте: не хотелось просто нафотографировать, а потом улететь и работать в другом городе. Это было бы неестественно. Возможно, это моя педантичность и концептуальность, но хотелось, как говорится, отправиться на волю с чистой совестью.
Вообще я ехал в Воронеж с предварительным списком мест: помнил про ЮВЖД, Алексеево-Акатов женский монастырь, Введенскую церковь… Но все‑таки 33 топонима — это много, отыскать все их в одиночку я бы не смог, пришлось подключить друзей Лену Дудукиной, Дмитрия Большакова, Сергея Качурина, Алексея Горбунова, которые наперебой стали предлагать свои варианты. Но был уговор, что навязать мне никто ничего не сможет. Мы сели в автомобиль Сергея, и за четыре дня объехали все, что можно и нельзя, включая Рамонь и Дивногорье. В итоге у меня появился огромный список мест. Оставалось только выбирать: к примеру, между Девицким выездом и Дивногорьем на букву «Д». Слышал, что даже в Интернете люди составляли списки значимых для города мест. Скажу так: я ко всему открыт, но никогда не сделаю что‑то, чтобы кому‑то угодить. Создавая азбуку, я не выполнял социальный заказ, а делал собственный проект, на который удивительным образом воронежцы собрали деньги. Меня, действительно, трогает и радует, что 150 человек скинулись кто по 100, кто по 100 тысяч рублей. Но как бы то ни было, например, скульптура собаки с черным ухом не могла появиться среди моих рисунков: к сожалению, мне она кажется пошлой и сентиментальной, такие есть в каждом городе, в том числе в Петербурге, они меня только раздражают. Повлиять на меня было невозможно. Так я устроен: всегда помню свои ошибки и неудачные работы, даже уничтоженные. Они мучат меня всю жизнь. А как сказал Лев Рубинштейн: «Зачем портить себе некролог?» (смеется — прим. ред).
Какие цели Вы ставили перед собой, создавая азбуку?
АФ: У искусства нет абсолютно никаких целей. На этом и строится его феномен, ведь картины Ван Гога, Поля Сезанна, Марка Тотко, и даже Леонардо да Винчи абсолютно бесполезны с точки зрения практичности. Правда, Сергей Горшков утверждает, что моя азбука очень полезна, потому что из нее можно что‑то почерпнуть… Возможно, и так, ведь в данном случае это не чистое искусство. А как иначе? Нелепо нарисовать Площадь Ленина и больше ничего не написать об этом. Если рисуешь Дон, то читаешь о нем в справочнике, узнаешь его греческое название — Танаис. Или находишь, что дамба Чернавского моста называлась когда‑то Придачинской, а водохранилище было построено в 1971 году. Я даже выписал все виды рыб на букву «В», которые водятся в реке Воронеж…Местные жители любого городана земле никогда ничего не знают о нем. Это факт. Когда мы с женой впервые попали в Париж и забрались на Эйфелеву башню, то после гордо заявили французскому художнику, у которого жили, что только что спустились с башни. Он посмотрел на меня и удивленно сказал: «А что туда пускают?». Я и сам не катаюсь на корабликах по Неве, хотя отдаю каждый раз 11 евро, чтобы прокатиться по Сене или по Шпрее.
Вы ставили цель своими работами рассказать о проблемах города?
АФ: Рассказать о проблемах — это все равно что, стоя над горой трупов,рассказать кому‑то о горе трупов. Если уродливое здание не торчит в поле зрения, я его и не рисую. Но когда я не могу найти ракурс на красивый объект, то не стираю мысленно уродливое здание. У меня есть любимая карикатура: идет дождь, все люди стоят под зонтами, а один человек стоит с табличкой «Долой дождь!». Так вот кричать «долой дождь», к сожалению, бесполезно, потому что зло всегда побеждает добро, и,
несомненно, мир движется к худшему. Стоит сравнить фотографии Воронежа или Питера столетней давности с современными. Венеции, конечно, повезло: она и по сей день осталась такой, как на картинах XVI века, этот подход идеален. Но, увы, не все это понимают: вместе того, чтобы цинично строить уродливые небоскребы, лучше сохра-
нять то, что имеешь. Кстати, одна моя приятельница из Москвы написала мне: «Саша, вы лакировщик действительности!». Но на самом деле я просто рисую самые красивые, с моей точки зрения, вещи. А самые красивые — это самые старые вещи. Они же самые настоящие.
Не всегда самые значимые (в общепринятом смысле) места города попадают в азбуку…
АФ: Иногда попадают мелкие детали, дворики, улочки... В Питере, например, у меня нет в азбуке Петропавловской крепости и Русского музея, но есть
Щепенной переулок. Во-первых, это редкость что‑то на букву «Щ», а, во‑вторых, оказалось, что это любимый мной переулок, только я не знал его названия.
Можно ли использовать Вашу азбуку как путеводитель?
АФ: Это шутливый путеводитель. Но я знаю двух девушек, которые путешествовали по Тбилиси, руководствуясь моей азбукой. Вообще, мне кажется, что Воронежу нужен настоящий хороший путеводитель. Когда‑то такой существовал: в 2008 году я купил его в киоске в Дивногорье. Правда, потом он пропал из продажи. А моя книга — специфическая. Это все равно, что автомобиль и велосипед: без автомобиля сложно передвигаться, а на велосипеде можно прокатиться для общего развития.
